Единожды отдав…

БЛОГ Светланы Агапитовой

Ну еще понятно, когда мать восстанавливается в родительских правах после возвращения из мест заключения. Были у нас случаи, когда, повзрослев или бросив пить, матери осознавали, что самое главное в жизни – это ребенок, и стремились вернуть его в семью. Неумолимая статистика показывает, что таких – минимальный процент. Но чтобы вот так! – даже не знаю, что сказать.

Восемь лет назад Тамара родила дочь. Желанную и от любимого мужчины. А вот новоявленный папа не испытывал оптимизма по поводу грядущей семейной жизни и предпочел исчезнуть. Тамара решила, что в такой ситуации, ребенок угрожает поставить крест на только что наметившейся карьере в творческой организации. Просто отказаться от дочки она не смогла, поэтому стала искать семью, которая хочет и может вырастить и воспитать девочку. И нашла. Она написала нотариально заверенное заявление о том, что добровольно передает Алину под опеку, и забыла о «неприятности». В том числе и о том, что материально содержать ребенка она обязана.

Молодая семья, видимо, не совсем понимая юридическую сторону, обратилась в орган опеки и оформила документы. Сотрудники опеки тоже на тот момент не поняли, что у ребенка есть здравствующая мать, и назначили пособие на опекаемого ребенка. Деньги – не главное в этой истории, но именно они сыграли в дальнейшем роковую роль.

Летело время, и все шло своим чередом, у Алины появился братик, который, правда, носил другую фамилию, но разве об этом будешь задумываться, когда с рождения окружен любовью, заботой и вниманием мамы и папы? Хорошая, дружная семья…

И вдруг в тот самый орган опеки нагрянула проверка, которая тут же выявила нецелевое расходование бюджетных средств. Статуса то у ребенка нет! Как следствие в суд был направлен иск и о лишении Тамары родительских прав. Казалось бы, логично. Столько лет она не интересовалась дочерью, не содержала ее… Но Тамара не согласилась. Новую личную жизнь, уже стабильную карьеру в творческой организации такое решение суда могло бы весьма подпортить. И она решила бороться. Наняла адвоката, стала выдвигать встречные претензии: мол, я думала, ребенка давно усыновили, а они вон какие меркантильные оказались, да и вообще там не все благополучно, не сотрудничают они с органами опеки.

Восьмилетняя девочка не знала, что ее когда-то бросила родная мама. Однако, ребенок не раз интересовался – почему у нее не такая фамилия, как у других членов семьи. Родители чувствовали себя неловко и не могли подобрать слов, чтобы объяснить это. Теперь же пришлось рассказать все как есть: у тебя есть мать, которая хочет принимать участие в твоем воспитании, хочет с тобой гулять, и на месяц забирать тебя на каникулы, она тебе принесла подарки… В общем, у тебя будет две мамы.

Сотрудникам органа опеки Алина твердо сказала: не нужна мне вторая мама, не хочу с ней встречаться, подарков от нее не возьму. Но в протоколе опроса зафиксировано: ребенок проявил любопытство. Это любопытство прервала мама-опекун, которая спасла плачущую дочь от внезапно возникшей «правды жизни». Уже неделю Алина не может успокоиться. При воспоминании о «добрых тетях», пытающихся изменить ее устоявшуюся жизнь, она рыдает, из носа идет кровь.

Тихо плачет мама-опекун. В суде однозначного решения сразу не было принято. Предложили придти к мировому соглашению. И с чем тут она должна согласиться? Что приоритет по закону у биологической матери? Что теперь жизнь ее семьи будет зависеть от женщины, о которой давно забыли?

Я спросила Тамару: а она бы как поступила, окажись сама на месте людей, ставших девочке родными? Она не очень уверенно ответила, что, наверное, пришла бы к компромиссу.

А я очень уверенно ей сказала, что я бы в такой ситуации к компромиссу не пришла и боролась бы за своего ребенка. Или я не права?