В преступлении подростков нужно разбираться без горячности
БЛОГ Светланы Агапитовой
Прошло несколько дней. Можно, наверное, попытаться без горячности и праведно-неправедного гнева от первого впечатления о произошедшем, попробовать что-то проанализировать. В том числе и нашу работу, которая вызвала немало нареканий у активных участников интернет-форумов.
Для нас главное, вопреки утверждениям некоторых, – это помочь пострадавшему мальчику. Мы встречались с ним и с его мамой. Рассказывать подробности по ее просьбе пока не могу. Помогать будем, в том числе, если она решит подавать в суд после завершения следствия и в зависимости от решения, которое будет принято в отношении подозреваемых (именно так они пока называются) и их законных представителей. С психологической помощью вопрос решен, другие возможные варианты помощи, которые мы предложили, рассматриваются мамой.
Но не могу не сказать и о другом. Отметили наблюдатели мою растерянность. Не буду отрицать, есть такое. Потому что преступления несовершеннолетних против несовершеннолетних – это особое дело. Поясню. К детям, которые попали в трудную жизненную ситуацию, относятся и те, кто вступил в конфликт с законом, и им необходимо внимание и помощь Уполномоченного. То есть, воспитательная колония в Колпино, в которой ведется работа по предотвращению рецидивов, спецщколы, в которых учатся трудные подростки, условно-осужденные и дети, совершившие преступление до наступления возраста уголовной ответственности – это тоже наша забота.
Сейчас мы внимательно следим за ходом следствия, в которое не можем вмешиваться по закону, но права несовершеннолетних подозреваемых в котором не должны быть нарушены. Все допросы, следственные действия, дознания должны проходить в присутствии (или с разрешения) законных представителей и психолога. Это выполняется.
Но, конечно, пока работают следственные органы, и я и мои сотрудники пытаемся разобраться сами. Поэтому выезды в школы, получение информации о подростках, непосредственной и опосредованной, общение с педагогами и родителями – все это мы делаем. Может быть, публикация версии школы о «заигравшихся» детях на нашем сайте была преждевременной, но она настолько расходилась со всем, что было ранее написано и сказано, что не рассказать и о такой точке зрения, было нельзя.
Когда несовершеннолетний совершает преступление, необходимо знать обо всем, что к этому его привело. Поэтому в судах, которые рассматривают эти дела, есть такое понятие «социальная карта», в которой представлены данные о том, как он рос и воспитывался, с кем общался, под чьим влиянием находился, его отношения в школе и дома, увлечения и т.д. Почему сейчас все меньше подростков отправляются в места лишения свободы? Потому что им дается шанс исправиться. И надо сказать, что благодаря разным программам, участию родителей, социальных работников, психологов, большинство начинает новую жизнь. Хотя случаев рецидивов пока тоже достаточно. Поэтому требования на форумах немедленно посадить всех пожизненно, посадить вместе с ними родителей, жестоко наказать, звучат, мне кажется, от людей, которые не желают разбираться в причинах произошедшего. А ведь это очень важно, в том числе и для других детей.
Трое из подозреваемых в совершении преступления – из благополучных семей. Но родители, которые вполне разумно изолировали их сейчас, конечно, не догадывались о том, что любимый, а в двух семьях - единственный сын, способен на такое. Что это? Невнимание? Равнодушие? Недостаток общения? Попытка ребенка выйти из-под контроля или его протест против чего-то? На все эти вопросы должны будут ответить сами родители и специалисты по детской психологии.
Есть проблема с одним подростком, который сейчас оказался в приюте, но это настолько странная и запутанная история, что потребуется дополнительное расследование. И мы обязательно расскажем о ней, когда будут выяснены все обстоятельства.
Кто это предложил сделать, кто снимал на камеру мобильного телефона, как это видео потом распространялось и обсуждалось уже известно из показаний участников происшествия. Вина каждого будет определена. Их показания говорят, что злого умысла, желания причинить страдания или боль не было. Думаете, их уже научили что говорить? Не знаю, глядя в заплаканные глаза 12-летнего мальчишки, «друга» потерпевшего, мне хочется верить, что это по глупости, из-за непонимания, что это было копирование какой-то ситуации, которую один из них увидел. Но это отнюдь не означает, что наказания не должно быть. И оно будет.
Мой пятилетний сын пришел из садика со словом «г-но». Когда я ему стала объяснять, что это плохое слово, что говорить его нельзя, он задал мне вполне резонный вопрос: а что, мама Кости не знает, что это плохое слово, почему она ему не говорит? Я не знаю костину маму, может, в их семье это слово употребляется часто, а может папа смотрел очередной боевик по телевизору… Но я знаю, что дети копируют поведение взрослых, их слова, поступки, отношения. И с автором статьи на Фонтанке.ру Евгением Вышенковым, с которым мы обсуждали эту ситуацию в эфире одной из радиостанций, и который сказал, что все случившееся - повод нам самим посмотреть на СЕБЯ в зеркало, я в данном случае не могла не согласиться.
Незамеченной прошла январская встреча Патриарха Кирилла с руководителями СМИ. А на ней ведь шел очень важный разговор. Не только об освещении деятельности РПЦ светскими журналистами. Поднималась проблема жестокости, насилия, безнравственности, царящих в эфире крупнейших телеканалов. Да, проблема есть, согласились с Патриархом их руководители, но есть и такие понятия, как востребованность, рейтинг, а значит и доход. А это значит, что меняться ничего не будет.
Увидела упрек в непрофессионализме. Я - не профессиональный Уполномоченный, это - правда, если есть вообще такое понятие. В нашем городе такая «профессия» существует только 1,5 года. И мне, и другим Уполномоченным, которые должны быть теперь в каждом субъекте РФ, многому надо учиться, первыми быть всегда трудно. Тут нужно быть и юристом, и психологом, и хорошо знать детей, и еще много всего. Но самое главное, что есть в нашей клятве – это «руководствоваться голосом совести и справедливости».
Больше, чем полжизни я проработала на телевидении. И, наверное, это дает мне право сказать несколько слов по поводу действий коллег в освещении этой ситуации.
Когда Фонтанка об этом сообщила, не приводя имен-фамилий, но обозначив место действия, я поняла, что в ближайшее же время другие СМИ выяснят всю недосказанную информацию. Так уже было, и не раз.
И вы видите, что произошло. Сразу появились имена, номера школ, подробности личной жизни, непроверенные факты, досужие домыслы, преждевременные выводы. К сожалению, коллег не может остановить ни то, что подозреваемые – несовершеннолетние, ни то, что обвинение не предъявлено, ни то, что это вмешательство в частную жизнь. Информация – любой ценой! В результате опрошены ученики школ, дальние знакомые, вскрываются личные ящики. Около дома пострадавшего дежурят телекамеры, бабушку, пожилую женщину, чуть до инфаркта не доводят с требованием комментариев. Матери звонят почти с угрозами: вы все равно дадите нам интервью! Восьмиклассника, который может хоть что-то рассказать про своих знакомых, ночью пытаются вывезти в Москву для участия в телешоу без разрешения законных представителей. Это нормально? Ненормально, на мой взгляд. Из курса истории журналистики вспоминается: журналист обязан вскрывать язвы общества. Но какой ценой? Об этом теория умалчивает, на практике это остается на совести самого журналиста. Говоря об обществе в целом, мы, почему- то забываем о судьбе конкретного ребенка, которому исковеркали всю жизнь.
И еще один момент. На основании информации в СМИ и комментариях на форумах мы все делаем вывод: эта шокирующая история всколыхнула все общество. В пятницу я спросила своих студентов-второкурсников журфака СПбГУ: вы слышали об этом? Из 20 человек в аудитории только одна девушка подняла руку…
Версия для печатиМы в соцсетях:
Полезные сайты для детей
